Каталог статей

6 августа во время литургии в русском лагере стало известно, что «от многаго метания бомб» с бастиона Honor, имевшего непрочное основание с исподи рва, обвалился фас, а с ним земляной бруствер, так что весь ров был засыпан, и доступ к бастиону сделался свободным. В то же время в бастионе Victoria сделаны 2 бреши, и бывшие здесь неприятельские орудия приведены к молчанию (из 70 пушек осталась годною одна).

Чтобы избежать излишнего кровопролития, к Горну был отправлен комендант павшего Дерпта, Скитте, которого Петр нарочно привез с собою с тем, чтобы он убедил Горна в бесполезности сопротивления; но Горн не принял даже Скитте и обещал дать ответ на следующий день. Огильвий не соглашался на такую отсрочку и отправил в Нарву нового посла, полковника Похвиснева. Он должен был вручить Горну письмо, в котором значилось: «Путь к приступу открыт, и гарнизону нет никакой надежды на сикурс. Государь обещает милость и честный аккорд; если же дело дойдет до штурма, Нарве не будет пощады» 3). Горн отвечал: «Мы все уповаем на справедливость Господа Бога. Он за правое дело вступится, и могущественная десница Его, при высоком мужестве королевского величества, при храбрости войска, освободит Нарву, как и прежде» 4). Говорят, что, передавая эту бумагу, Горн позволил себе отозваться с насмешкой о русском царе и его армии. В журнале Петра Великаго говорится, что Горн произносил «некоторыя хульныя слова». Адлерфельд упоминает также, что Горн позволил себе какую-то непристойную шутку, и прибавляет, что это обстоятельство послужило, вероятно, причиною сурового обращения Петра с Горном после взятия Нарвы. По словам Голикова, Горн сослался на успех шведского оружия в 1700 году и прибавил язвительно, что, как он думает, русские об этом еще не совсем позабыли.

Вступив в переговоры с Горном, Петр в то же время приказал бросить в город в бомбах и на стрелах множество увещательных писем к гражданам Нарвы, призывая их к добровольной сдаче и обещая пощаду. Комендант, однако, под страхом смертной казни, запретил читать их и приказал все эти письма, не распечатывая, доставлять ему. После отказа Горна в капитуляции, русские генералы собрались на военный совет, на котором решено было взять город приступом. Огильвий составил расписание, в каком порядке должны были следовать русские войска.

8-го августа принесены были незаметно для неприятеля лестницы в апроши, а на следующий день в 2 часа пополудни начался самый штурм. Лестницы были пододвинуты к крепостным стенам "винными солдатами", т. е. теми, которые бежали из полков по домам и были снова пойманы. На бастион Victoria направил свой натиск генерал-поручик Шенбек, против бастиона Honor двинулся гене-рал-майор Чамберс; к равелину против бастиона Gloria — генерал-майор Шарф и, наконец, к бастионам Gloria и Fama — генерал фон Верден. Русские шли на приступ с большим воодушевлением 1). Современник по этому поводу передает: "Солдаты (во время команды на приступ) один другого старались предупредить, как бы они шли на пир или на свадьбу, что удивило крайне иностранных, бывших в лагере российском, а паче пленных шведов и, вместо того, чтоб русских в то время ободрять, слышны были жалобы от многих офицеров и солдат, для чего не их первых послали".

Шведы отчаянно защищались: скатывали штурмовые бочки и камни, сбрасывали лестницы, по которым взбирались русские солдаты, взорвали подкоп; ничто, однако, не остановило русских. Чамберс с преображенцами первый ворвался на бастион Honor. Дело, очевидно, было проиграно шведами, и Горн, наконец, сознал это: он приказал бить "шамад", по выражению журнала Петра Великого, и первый ударил кулаком в барабан. Рассвирипевшие русские солдаты не слыхали или не хотели слышать сигнала к сдаче; они продолжали резню, гнали Шведов до самаго замка, не щадили наряду с воинами и мирных граждан, пока, наконец, Петр Великий силою не положил предела грабежу и кровопролитию.

Один из нарвских жителей так описывает осаду и штурм Нарвы: «В мае 1704 года город был осажден вторично и 9 августа между 2 и 3 часами дня взят штурмом; много людей было убито и умерло почти во всех домах, исключая немногих, и на всех улицах города были мертвые, везде шел грабеж, который причинял большое бедствие. Все, кто были взяты в плен, не имели известий: ни мужья о женах, на жены о мужьях, ни дети о родителях. Казалось, что никого не останется, только один Бог бывает милостив в своем гневе и сохранил некоторых из нас...

Я в то время, как начался штурм, несмотря на нездоровье, ушел из дому к покойному бургомистру Шварцу, чтобы присоединиться к отряду, который там собрался. По дороге к дому Шварца встретил нашу роту на валу, я хотел также взять свое оружие и следовать за нею, как вдруг ехавшие навстречу всадники объявили у что новый город уже сдался. Русские появились в старом городе на всех улицах, так что мне нельзя было, без потери жизни, вернуться домой, и я принужден был войти в дом Шварца и там спрятаться в подвале вместе с пастором Шварцем и многими другими; там же был и полковник Шлиппенбах, бывший комендант Нотебурга. Едва закрылись двери, которые вели в чулан, как стало слышно что победитель уже пришел. К нашему счастью, по соизволению свыше, немецкий майор Вейде подошел к двери, постучал и после нескольких раз обещал нам пощаду. Тогда дверь открыли, и майор вошел с несколькими гренадерами. Хотя мы смертельно боялись и ожидали смерти, но майор сдержал свое обещание и не сделал никому вреда». Значит, кровопролитие на улицах Нарвы не было уже таким беспощадным.

Предание говорит, что, останавливая кровопролитие, Петр собственною шпагою заколол русского солдата, грабившего и убивавшего мирных граждан. Остановив таким образом грабеж, монарх с обнаженною и окровавленною шпагою явился в дом бургомистра Гетте и бросил ее на стол. Собравшиеся здесь сановники и некоторые жители Нарвы с семействами с ужасом ожидали решения своей участи, но Петр сказал им:

— Не бойтесь: это не шведская кровь, а русская; спасая вас, я не щадил своих подданных.

Явившись затем в магистрат и увидев там Горна, царь в припадке гнева дал ему жестокую пощечину и грозно воскликнул:

— «Не ты ли виновник столь много и бесполезно пролитой крови? Не имея никакой надежды в помощи и никакого средства к спасению города, не мог ли ты давно уже выставить белый флаг?!».

Затем, по приказанию царя, Горн был отдан под арест, а заключенный Горном за сдачу Нотебурга комендант освобожден и отпущен в Швецию. Сын Горна и четыре его дочери были вверены попечению генерала Чамберса.

Итак 9-ое августа был "страшным и фатальным", как выражается Адлерфельд, днем для Нарвы. «И тако сей гордый комендант нарвский - значится в журнале Петра Великого — в бедственную погибель и расхищение гарнизон и граждан упорностию своею привел, и ежели бы солдаты наши не были от кровопролития уняты, то бы мало кто остался».

Однако, несмотря на падение Нарвы, нарвскую баталию нельзя было считать вполне оконченной, так как гарнизон Ивангорода не слагал еще оружия к ногам победителей. К коменданту Ивангорода, подполковнику Стирнштралю были отправлены для мирных переговоров сначала полковник Риттер, а затем Арнштедт 3). Стирнштраль долго не сдавался, рассчитывая, вероятно, на подкрепления; он даже употребил хитрость для того, чтобы выгадать время, а именно он приказал сказать русским посланным, что его в Ивангороде нет, и что гарнизон не может сдаться до его прибытия 1). Наконец, он должен был уступить, но выговорил гарнизону право свободного выхода из крепости с оружием в руках. Его просьба о разрешении выступить с распущенными знаменами и с музыкой была отвергнута.

О переговорах со Стирнштралем и последовавшей затем сдаче Ивангорода имеется следующее современное повествование очевидца.

"После штурма Нарвы, в тот же день вечером явился на ивангородской стене русский полковник Риттер с требованием сдачи без всяких условий. Его просили подождать, пока отыщут коменданта; напоследок объявили, что комендант в Нарве, и неизвестно, жив или мертв. Дело в том, что Стирнштраль желал выиграть время для приготовления к отпору, хотя под ружьем было не более 200 человек. После Риттера явился другой полковник Арнштедт, с письменным приказанием генерал майора Горна покориться безотговорочно. Комендант отвечал, что Горн в руках неприятеля, следовательно приказания его бессильны; он же решился защищаться с своим гарнизоном до последней капли крови. Царь был очень разгневан таким ответом и вторично прислал Арнштедта объявить, что если воля его немедленно не исполнится, все пленные в Нарве будут преданы смерти без пощады младенцев в матерней утробе. «В воле государя делать, что угодно - отвечал Стирнштраль - но я считаю за стыд отдать по первому требованию крепость, врученную мне королем. Если же предложены будут честные условия, тогда может быть царское желание исполнится. После того фельдмаршал Огильвий дал знать, что ему удивительно, как можно упрямиться с голодным гарнизоном и что есть еще время воспользоваться царскою милостью; вследствие чего спрашивали, на каких условиях думает комендант сдать крепость, причем требовали прислать 3 офицеров для договора, соглашаясь, с своей стороны, отправить такое же число в виде заложников в Ивангород Стирнштраль, со слезами на глазах, спросил своих: что делать? Все отвечали единогласно: покориться, иначе гарнизон погибнет от голода, имея не более 5 мер хлеба. 15 августа хотели вступить в переговоры, но русские заняты были празднованием взятия Нарвы... На другой день посланы в Нарву 3 офицера для переговоров; русские выслали с своей стороны 3-х капитанов. Комендант требовал согласия всему ивангородскому гарнизону удалиться в Ревель с женами и детьми и выступить из крепости с распущенными знаменами, с музыкой, с оружием в руках и 4 полевыми пушками. Фельдмаршал согласился на свободное удаление гарнизона; в орудиях, музыке и знаменах отказал. 16 августа, в 9 часов утра (по шведскому стилю — 17 августа) русские вступили в Иван-город; а гарнизон частию на судах, частию сухим путем отправился в Ревель и Выборг».