В то время, как офицеры регулярной армии относились к делу обороны несколько шутливо, офицеры петербургского ополчения, наоборот, относились к своему делу очень серьёзно. В батальоне ополчения, занимавшем Иван-Город, состав офицеров был двоякий: в нем участвовали члены некоторых богатых и аристократических фамилий, как, например: светлейший князь Салтыков, князь Трубецкой, граф Толстой, граф Сиверс, Зиновьев и другие, и наряду с ними несколько очень бедных дворян, поступивших в ополчение ради насущного хлеба. Эти два общества не сливались между собою и сталкивались только на службе. Богатые, на своей счет, вооружили весь батальон новыми тогда бельгийскими ружьями с значительным запасом патронов и усердно обучали ратников стрельбе в цель, так что если бы нарвскому гарнизону пришлось встретиться с неприятелем, то ополченцы оказали бы более существенную пользу, чем войска армии, плохо вооруженные и совсем неопытные в обращении с оружием.
Среди всех этих оборонительных работ общество офицеров очень весело проводило время. Богатые ополченцы часто устраивали охоты, на зайцев или медведей, причем пирушки вдали от города, в лесу или в поле, служили главной целью таких охот. В семействах других офицеров нарвского гарнизона, как например, у коменданта, плац-майора, плац-адъютанта, полкового командира и других, часто устраивались вечеринки с танцами. Однажды все офицеры устроили в складчину бал для жителей города. Одним словом, все веселились, как умели, и только тяжелые известия из Севастополя нарушали иногда это общее веселое настроение, а в Нарве решительно никто, за исключением разве одного коменданта, не думал об англичанах.
Но англичане не дремали и, в противность своей прошлогодней тактике, ограничивавшейся только блокадой наших портов, решились попытать счастья над Нарвой.
В два часа ночи, c 6-го на 7-е июня, смотритель маяка, капитан Смирнов, дал знать начальнику отряда при устье, батальонному командиру 1-го карабинерского полка, полковнику Ерчевскому, что на горизонте показалась неприятельская флотилия. Полковник Ерчевский, не медля, поднял тревогу, по которой все команды заняли свои места, артиллеристы затопили ядрокалительные печи[6], зарядили орудия и зажгли фитили.
В три с половиною часа эскадра стала на якоря, но на таком расстоянии, что действовать против неё было невозможно. Эта эскадра состояла из четырех судов: двух двухдечных[7] винтовых кораблей «Exmouth» и «Blenheim», на котором развевался адмиральский флаг, и из двух канонерских лодок—«Pencher» и «Sоар»*. Все эти четыре судна несли на себе 180 орудий большого калибра 68- и 96 - фунтовых. В четыре часа утра неприятель открыл огонь со всех бортов по нашим двум батареям в десять орудий каждая, вооруженных пушками 12- и 24-фунтового калибра и четырьмя пудовыми единорогами. Ясно, что такая огромная разница в калибрах наших и неприятельских орудий давала англичанам огромный перевес, так как они могли обстреливать батареи с такого расстояния, на которые наши снаряды не долетали. Поэтому, чтобы не тратить даром снарядов и не подвергать прислугу орудий бесполезной опасности, командир отряда приказал прекратить огонь и убрать людей в более безопасное место. Молчаниe наших батарей ободрило англичан.
Две их канонерские лодки подошли ближе к берегу и заняли такую позицию, с которой могли обстреливать наши батареи во фланг, сами находясь в мертвом пространстве, то есть вне сферы наших выстрелов.
Чтобы понять это, нужно заметить, что при постройке батарей на устье комендант Ярмерштедт руководствовался старинными планами и записями, хранившимися в городской ратуше со времен Петра Великого. Батареи наши были поставлены им на тех самых местах, в которых поставил свои батареи Петр Великий, но имели ли они такое же направление — неизвестно. Выстрелы этих батарей могли быть действительны только в том случае, если бы неприятельские суда стояли прямо перед ними. Этим воспользовались канонерки англичан и, зайдя к левому флангу, могли безнаказанно обстреливать наши батареи. Отвечать им могли только два орудия батареи левого берега и одно — батареи правого берега.
Таким образом, в этом беспримерном деле три наших орудия, притом малокалиберные, вели борьбу со 180 орудиями большого калибра, так как помимо действия канонерских лодок, корабли, в свою очередь, посылали залпами тучи ядер и конгревских ракет [8]. Казалось бы, при таком страшном огне, не только наши маленькие батареи, но и всё селение Гунгербург должны были бы в короткое время исчезнуть с лица земли, но, между тем, англичане не причинили нам почти никакого вреда, и их ракеты и бомбы не произвели пожара. Объяснить это можно двумя причинами: во-первых, большая часть бомб, гранат и ракет зарывались в сыпучий песок и потому не разрывались, а во-вторых, неверностью самой стрельбы англичан, так как их снаряды перелетали через наши батареи и селение, достигая даже реки Россони, впадающей выше в Нарову. В устье этой речки стояла наша флотилия канонерских лодок под командою капитан-лейтенанта барона Штакельберга [9], который, не желая даром терять людей, вышел из Россони и двинулся вверх по Нарове, чтобы стать вне выстрелов неприятеля.
К восьми часам утра канонада внезапно прекратилась, и канонерки англичан ушли из занимаемой позиции к своим кораблям. Наступил перерыв, которым воспользовались частью для обеда, а главным образом для прикрытия наших батарей от флангового огня. Во время этого перерыва поручик Зигерн-Корн успел, в виду неприятеля, соорудить на фланге левой батареи высокий эполемент (бруствер)[10], чтобы прикрыть её от продольных выстрелов.
Портрет Александра Христиановича Далера. Литография из книги "Портреты лиц, участвовавших в событиях войны 1853-1856 годов".
К концу этой первой канонады на устье прибыл из Нарвы начальник артиллерии, генерал-майор Даллер [11]. В десять часов утра неприятельская эскадра заняла новую позицию, опять-таки вне сферы наших выстрелов. Они, вероятно, тотчас же начали бы новую канонаду, но в это время налетел сильный шквал с проливным дождем, так что англичанам пришлось стать по ветру. Буря продолжалась часа два. К первому часу пополудни ветер утих, тучи рассеялись, и неприятельские суда повернулись для начала нового дела.
На этот раз канонада продолжалась от часу до четырех часов пополудни. Наши батареи по-прежнему не могли действовать, и отстреливались только три крайних орудия, на которых прислуга менялась по очереди. Остальные орудия молчали. После часовой канонады с занятой позиции англичане переменили тактику и начали проходить взад и вперед мимо наших батарей, то приближаясь, то удаляясь от них и посылая залпы всеми бортами. Когда они подходили на выстрел, наши батареи громили их также залпами, и, как потом оказалось, с большим успехом.
В четыре часа окончился этот небывалый артиллерийский бой трех орудий со 180. Вся эскадра, прекратив огонь, направилась по направлению к острову Сескару[12], где остановилась для исправления полученных повреждений. Как доносил потом начальник береговой телеграфной линии, эскадра простояла у острова довольно долго, занимаясь работами, из чего можно заключить, что, несмотря на ничтожность нашего огня, повреждения, нанесенные им, были довольно значительны.
С нашей стороны сделано всего 292 выстрела, англичане же выбросили несколько тысяч снарядов (ядер, бомб, гранат, и конгревских ракет), но вред, нанесенный ими, оказался, сравнительно, самым ничтожным. У нас был убит только один рядовой; другой был тяжело ранен и вскоре умер; наконец, генерал-майор Даллер получил контузию — вот все, чего достигли англичане. Им не удалось сбить ни одного нашего орудия и даже произвести пожар в селении.
Солдатская могила на Гунгербургском кладбище двум артиллеристам убитым во время обстреливания г. Гунгербурга английским флотом 6-го июня 1855 г.
Надо отдать справедливость как всем офицерам нашим, так и солдатам, действовавшим под страшным огнем с поразительным спокойствием. В особенности обращал на себя внимание прапорщик Бурундуков, командовавший батареей правого берега: во все время боя он не отходил от батареи, сам наводил орудия и распоряжался так спокойно, как на простом ученьи.
По донесении об этом деле, участникам боя были присланы награды: солдатам (артиллеристам и сапёрам) несколько георгиевских крестов, а офицерам следующие чины, кресты св. Анны с мечами и денежные подарки. Таким образом, Нарва могла бы радоваться тому, что выдержала на устье своей реки блистательный бой с неприятельской эскадрой, если бы в скором времени память об этом деле не омрачилась очень печальным случаем. После дела 7-го июня батальон полковника Ерчевского был переведен в Нарву, а взамен его прислан на устье батальон мaйоpa Бокаева, того же 4-го карабинерного полка. Однажды комендант Ярмерштедт, приехав на устье, приказал произвести стрельбу по мишеням. Для лучшего наблюдения за полетом снарядов он расположился со своею свитою на самом бруствере батареи. Но когда сделали первые два выстрела, то оказалось, что дым от орудий направлялся на зрителей, и поэтому комендант предложил перейти на другой конец вала, чтобы стать с подветренной стороны. Он прошел туда первым, за ним последовали другие. Замешкался почему-то майор Бокаев. Так как командир батареи, Рустейко, стоял внизу батареи, за орудиями, то комендант давал ему знак для пальбы взмахами платка. Точно также он взмахнул платком, когда перешел на другую сторону. Раздалась команда Рустейко: «Третье, пли!» и в тот же момент у всех присутствовавших вырвался крик ужаса. Все увидели как на воздухе взвились части тела мaйopa Бокаева, простреленного ядром пополам: верхняя часть туловища, с головой и руками, полетела в одну сторону, ноги в другую... Разумеется пальба была остановлена, и все бросились к останкам погибшего, лежавшим впереди батареи, на морском песке. Тотчас же начали допрашивать командовавшего офицера и канониров как это могло случиться, но никто и ничего не мог объяснить. Надо думать, что покойный майор рассчитывал успеть пройти перед орудием в промежуток времени между взмахом платка коменданта и командою: «пли». Такое предположение тем более вероятно, что в те времена пехота наша совсем не практиковалась в ружейной стрельбе и тем менее была знакома с артиллерийским делом. Тогда не только солдаты, но и большинство офицеров совершенно не умели стрелять и вообще обращаться с оружием. Поэтому нет ничего мудреного, что майор Бокаев думал, что успеет пройти или пробежать перед орудием между командою и её исполнением. Через два дня его похоронили с подобающей военной церемонией. («П.В.»).
[6] Ядрокалительные печи Ядрокалительные печи: конструкция времён Крымской войны. (livejournal.com)
[7] Двухдечный корабль (Two decked ship, two decker) — общее название боевого парусного корабля, имевшего две артиллерийские палубы. К ним относились фрегаты и некоторые линейные корабли.
* Так написаны названия лодок в газетной статье.
[8] Конгревская ракета, ракета Конгрива (англ. Congreve rocket) — боевая ракета, разработанная Уильямом Конгривом (1772—1828) и состоявшая на вооружении армии Великобритании в первой половине XIX века, позже принятая на вооружение во многих других армиях мира. Первым с ракетами познакомился в южной Индии Уильям Конгрив старший, а его сын Уильям Конгрив-младший в 1817 году открыл фабрику по производству ракет, тем самым положив начало европейскому ракетостроению.
[9] Барон Карл Август (Карл Карлович) фон Штакельберг (1816 - 1887), генерал-майор (1858), генерал-лейтенант(1865). Похоронен в Нарве, на фамильном участке Ивангородского кладбища.
[10] Эполеме́нт - полевое фортификационное укрепление, крыло бастиона, невысокий вал, особый род бруствера служащий боковым прикрытием войска на открытой местности
[11 ]Александр Карл Христианович фон Далер (Даллер) (1805 – 1861) – генерал-лейтенант с 1861 г., генерал-майор, герой Крымской войны, защитник Севастополя, отразивший английскую эскадру, под начальством контр-адмирала Сеймура, при устье реки Наровы, 06.06.1855 г. Кавалер орденов.
[12] Сескар - остров в восточной части Финского залива. Расположен в 19 км от южного берега залива и в 38 км от северного. Санкт-Петербург находится в 100 км, а Кронштадт - в 78 км к востоку от острова. Административно подчинён Кингисеппскому району Ленинградской области. В Крымскую войну англо-французский флот под командой вице-адмиралов Чарльза Нейпира и Александра Парсеваля-Дешена базировался возле острова в 1854 и 1855 годах. Интересно, что по окончании войны, в 1858 году, на Сескаре поставили и освятили новый маяк, представляющий собою 30-метровую башню, отлитую англичанином Грисселем из артиллерийского чугуна. Английские же рабочие смонтировали саму башню и маячное оборудование. Башня оказалась первым чугунным маяком на русской территории.
"Ревельские известия " № 229 от 13.10.1893
Дополнительно: #ДЕНЬ_В_ИСТОРИИ 6 июня 1855.. | Нарвская летопись | ВКонтакте (vk.com)
|
