Каталог статей

Послесловие 

Цель этой небольшой главки — авторская признательность людям, без расположения, благожелательного отношения, внимания и труда которых книга не увидела бы свет. А таких — людей ценящих, любящих и понимающих русскую культуру, как и значимость духовной культуры вообще,— достаточно много. По крайней мере, на протяжении пяти лет работы над книгой мне ни разу не встретился человек, который отнёсся бы к этому скромному труду пренебрежительно и свысока. Наоборот: люди и близкие, и далёкие от темы не просто выражали поддержку и содействие, но жертвовали своими силами, средствами и временем; помогали, в конце концов, советом — просто хотели, чтобы издание увидело свет.

Всё это говорит о том, что Дух Божий, вопреки всем страшным коллизиям истории минувших времён, вопреки невероятной лжи, вопреки всякой неправде живёт в человеческих душах. Знаменательный факт участия в этой небольшой работе многих людей есть свидетельство и связи времён, и связи поколений, и нашего духовного единства. С глубокой радостью низко кланяюсь всем, кто хотя бы двумя словами помог выходу в свет этой книги.

Несколько слов о том, что предшествовало замыслу этой книги. Моё знакомство со Свято-Троицкой церковью свершилось ещё в детстве: просто случайно в одну из прогулок я «нашёл» этот полуразрушенный храм. Говорю «случайно», потому что и сегодня найти его не так-то просто — даже людям сведущим в географии и истории этих мест. Первое чувство при виде полуразрушенного храм — глубокая горечь и — быть может, детская,— досада. Мне стало тогда необъяснимо тоскливо. Никакого объяснения этому чувству быть не могло. К церкви в детские годы отношения не имел, но факт какой-то значительной утраты, потери и ущерба моментально лёг в моё сознание. Разумеется, я ничего тогда не знал ни о бароне А. Л. Штиглице, ни об архитекторе А. И. Кракау, ни о художнике П. Ф. Плешанове, ни об известном настоятеле этого храма о. Ростиславе Лозинском. Не видел я и фотоснимков ещё не разорённого храма, когда он был красив и изящен. Я лишь явственно почувствовал, что здесь совершилась какая-то чудовищная ошибка. Никогда впоследствии я не размышлял скрупулёзно над этим. События и даты «официальной» истории никаким образом не разворачивали мой ум в этом направлении. Не могу сказать, что и чувство, о котором я сказал выше, как-то саднило меня. Я просто знал об этой ошибке. Это не объяснимо рационалистически. Это невозможно вывести из каких-то условий моей жизни или образа мыслей. Ничто, повторяю, не могло расположить меня к подобным мыслям. Образ поруганного храма Божьего просто проник в моё сознание как данность, как аксиома, как постулат без всякого ближайшего смысла и дальнего прицела…

Уже несколько лет на книжной полке, рядом с моим письменным столом стоит буро-красный кирпич, на котором вытеснены буквы «БШ» — Барон Штиглиц. Я подобрал его как-то вместе с другой отвалившейся деталью декора храма, вновь прогуливаясь спустя много лет в парке имения барона Штиглица. Не знаю точно, почему я взял себе на память эти камни. Они просто падали со стен на землю, как осенние листья, и собирать их тогда было некому. Нужно же что-то было взять на память о своих давних чувствах… Теперь я понимаю, что те опавшие камни стали символом начала другого времени.

Не всегда, как известно, камни разбрасывают. Есть, слава Богу, времена, когда их и собирают. Нынешнее — собирательное — время значительно не тем, что воссоздаются великие памятники. Его масштаб в малом. В том, что по крупицам (с известным трудом) к нам выплывают из архивов и частных собраний факты и сведения, позволяющие восстановить подлинный облик минувшего времени. При этом к нам возвращаются не только голые даты, к нам возвращаются лица и судьбы людей. Данный исторический очерк, в общем-то, и нацелен на то, чтобы вернуть в историко-культурный контекст России и Эстонии важное явление — судьбу Церкви как общности конкретных христиан.

Историю создают не полководцы или великие авантюристы, о которых принято писать в учебниках. Историю (как летопись) создаём мы — люди помнящие, знающие, слышащие ее ход и ритм, а главное — её правду. Эта правда не поддаётся никаким указам и распоряжениям, она становится зрима — пусть не тотчас же — и очевидна. Да, миллионы судеб и жизней уходят в «песок», тают в огне времени, плавятся и исчезают. Нет никаких человеческих сил, которые могли бы удержать хотя бы крупицы каждой из покинувших нас жизней. Все мы расплываемся и тонем в вечности… Но мы имеем удивительный дар памяти, которая, конечно же, не вечна, но в известном смысле держит нас на земле, в известном, Божественном смысле, не позволяет распасться человечеству в пределах — хотя бы — столетий. Благодаря этому дару и Промыслу о нас нам доступны не только ближайшие связи событий, но и глубинные их причины. Благодаря этому дару мы способны «извлекать», словно из небытия, и судьбы отдельных людей, и целые эпохи. Тем знаменательнее, что в связи с историей небольшого храма, казалось, забытого на окраине истории и культуры, удалось найти и собрать сведения о совершенно разных людях, чья жизнь в той или иной мере переплелась с его судьбой. Удалось это сделать во многом благодаря живым воспоминаниям, которые стали своеобразным ответом на русское «беспамятство».

Я далёк от мысли идеализировать то время. Далёк и от мысли романтизировать личность богатейшего человека России и крупнейшего мецената XIX в. А. Штиглица. Некоторый «позитивизм» в описании его жизни объясняется лишь двумя обстоятельствами: во-первых, масштабом его личности и добрых дел, а во-вторых, тем обстоятельством, что личный архив А. Штиглица пока не доступен для изучения, а потому вряд ли есть смысл «за глаза» сегодня выдумывать напраслину. О нём много и завистливо писали в современной ему прессе, а вот оригиналы личных документов ещё ждут своего вдумчивого исследователя. Мне же пришлось в своём труде руководствоваться лишь теми фактами, которые удалось к дате публикации обнаружить. Разумеется, они не являются исчерпывающими. Если же новые документы и исследования прольют дополнительный свет на личность знаменитого барона, а также откроют новые страницы истории храма, мне будет лишь радостно сознавать, что собирательное время ещё не завершилось.

Проблема отсутствия или недоступности исторических источников — одна из труднейших, которая стояла передо мной. В силу этого очерк грешит целым рядом пробелов и недостатков, а — может быть — и неточностей, в чём прошу снисхождения у взыскательного читателя. Мне лишь хотелось устранить, в какой-то мере исправить ту ошибку, о которой я говорил выше. Согласившись, по просьбе настоятеля о. Александра Салыкина, написать этот очерк, я руководствовался мыслью, что историческая память — дар Божий — не должна быть брошена и втоптана в грязь безвременья. Поэтому в комментариях постарался собрать максимум информации, хотя бы косвенно относящейся к теме. Мне почему-то кажется, что любая существенная крупица времени, каждый значимый факт из жизни людей должен быть каким-то образом зафиксирован. Тем более факт исторического бытия Церкви и тем более по истечении той эпохи, когда лучшие идеи и самые высокие духовные порывы сознательно коверкались и искажались. История же, на мой взгляд, наиболее точна и выразительна в судьбах «малых» памятников и отдельных людей. Здесь она лишена политического флёра и демагогии. Здесь она подлинна. Эту подлинность мне и хотелось выразить через историю небольшого, «камерного», церковного памятника. Таких памятников — разрушенных или полуразрушенных — огромное множество в русской провинции, и рядом с каждым могилы и надгробия с полустёртыми именами и датами. В том же Ивангороде старое городское кладбище поражает и своими удивительными древностями и столь же удивительным варварством разрухи. Скажу банальные, не раз и не два уже звучавшие, но по-прежнему важные слова: без бережного отношения к прошлому позитивное будущее очень сомнительно.

На фоне этой духовной нищеты, культурного, административного и финансового бессилия факт возрождения Свято-Троицкой церкви на Парусинке силами немногих энтузиастов во главе с настоятелем и тех, кто этих энтузиастов поддерживает, кажется в самом деле чудом. В этой чудесной судьбе мистически переплелись быстрое строительство храма «богатым» бароном; недолгое, но насыщенное время приходской жизни в ХХ в.; затем почти полное (едва ли не гибель) забвение и медленное, «по кирпичику», его возрождение сегодня. Предлагаемый вниманию читателя исторический очерк тоже хотел бы стать одним из кирпичиков в возрождение храма. В связи с этим скажу, что, по моему глубокому убеждению, сегодня прямой долг, а не почётная обязанность каждого русского человека в том или ином смысле собирать камни: записывать и рассказывать своим детям о прошлом, бережно хранить документы и семейные реликвии, искать и ухаживать за могилами предков, быть организатором и активным участником общественно-культурных инициатив, связанных с историей духовной культуры России, стать «меценатом» по реставрации памятников, взять, в конце концов, в руки лопату или перо. Ведь иного времени, чтобы вернуть долги по историческим счетам, может и не быть…

В связи с этим хотелось бы выразить признательность всем тем, кто вполне разделяет, как мне думается, эту мысль: Маргарите Сергеевне Штиглиц (Санкт-Петербург), со знакомства с которой, собственно, и началось это небольшое исследование; нынешнему настоятелю Свято-Троицкой церкви о. Александру Салыкину (Ивангород), которому и принадлежит идея написания книги. Слова благодарности хочется сказать тем, кто охотно поделился воспоминаниями об о. Ростиславе Лозинском,— митрополиту Таллиннскому и всея Эстонии Корнилию (Таллинн), Людмиле Павловне Будаевой (Тула), Надежде Константиновне Тюленевой (Тула), Светлане Георгиевне Микушкиной (Тула), Алексею Алексеевичу Камоликову (Тула), Тамаре Павловне Милютиной (Тарту), Марии Владимировне Шмидт (Тарту), Вере Михайловне Кругловой (Нарва), Елизавете Александровне Вейс-Венд (Нарва), Алексею Павловичу Николаеву (Нарва), Раисе Ионовне Рацевич (Москва) и — особенно — Борису Ростиславовичу Лозинскому (Ярославль), радушно распахнувшему для автора двери своего семейного архива.

Знакомство с некоторыми авторами воспоминаний состоялось заочно — тексты пришли через вторые и третьи руки; их писали, не имея в виду это конкретное издание, а лишь потому, чтобы значительное не пропало втуне; тем символичнее, что эти драгоценные крупицы истории теперь будут доступны и широкому кругу читателей и исследователям, за что авторам низкий поклон.

Я крайне благодарен и тем людям, кто так или иначе содействовал и поддерживал создание книги: Галине Евгеньевне Прохоренко (Санкт-Петербург) за помощь в написании раздела о музее при училище барона А. Штиглица; Нине Борисовне Шаловой (Санкт-Петербург) за консультации по вопросам современной реставрации храма, Александру Витальевичу Берташу за консультации по истории русской архитектуры; Нарвскому музею в лице Айли Вестер и Галины Синяковой за помощь в работе с архивными источниками и предоставленные материалы фондов; протоиерею Александру Пидвысоцкому (Нарва) за помощь в продвижении издания в свет; протоиерею Алексию Самолдину (Вярска) и Роману Клавдиевичу Цуркану (Таллинн) за дельные советы по содержанию отдельных глав; Борису Павловичу Воронову (Нарва) за техническую поддержку; фотокорреспонденту Леониду Леонидовичу Лашкевичу (Нарва) за умение в долю секунды сохранить лица, образы и виды времени на века, а также моему лечащему врачу Софье Сергеевне Хорлуновой (Нарва), благодаря заботам которой в больнице мне работалось над книгой столь же комфортно, как и дома.

Нельзя не отметить и той заинтересованности, тех трудов, которые были вложены в эту книгу коллективом издательства «Коло». Автор сердечно признателен в первую очередь, редактору Маргарите Райциной за внимательное и бережное отношение к авторскому тексту и подбор дополнительных архивных материалов, во-вторых, Светлане Булачевой за профессионализм и творческий подход при оформлении книги, наконец, Антону Вознесенскому за дружеские советы и чёткую организацию работ по выходу издания в свет.