Каталог статей

Очерк П. Н. Краснова о Гунгербурге.
"Русский Инвалид" № 145 от 7 июля 1910.

В дни отдыха.
 
  

Ярко красное жгучее солнце медленно опускалось к затихающему морю. Волнистая красная полоса, переливаясь, бежала от него к берегу, узкая там, на горизонте, у солнца, широкая, точно растопившаяся в волнах у песчаного ровного берега широкого залива. Влево синели холмы, вправо ровной и тонкой полосой далеко загибался лесистый берег. За песчаной полоской берега удивительно зелёные, озаренные закатным солнцем радостные стояли сосны...

Море тихо шуршало, облизывая холодными волнами сверкающий песок, набегая и отбегая, точно ласкаясь к ровному мягкому берегу. Солнце спускалось всё ниже и ниже и, принимая его в себя, море шаловливо пожималось в тёплой истоме. Какой-то парус, тёмный и старый уходил за горизонт. Там были люди, они стремились куда-то, шли коротать бледную северную ночь на просторе затихшего моря.

    Вот солнце ушло. Секунду оно растянулось длинной сверкающей огневой полоской, но вот и этот огонь растворился в небесной ширине, побледнел, потух и бледным золотом охватил и залил полнеба. Северная заря остановилась в ожидании смены. А там, наверху, под бледно-лиловыми облаками, на прозрачном светлом небе серебрился задумчивый серп луны. И красивая тишина стояла над уснувшим морем.

    Где, где эта волшебная красота бесконечно разнообразная и в самом однообразии своём?! Где это синее, лазоревое море, ежеминутно меняющее тона свои, обрамлённое изумрудной рамой лесов, где этот воздух свежий и чистый, где ароматы смолы и хвои переплелись так полно с здоровым запахом солёной воды? В какой «загранице» отыскали вы эту волшебную декорацию ежедневно меняющегося небосвода, то закрытого тёмными тучами, серого и хмурого и лишь там, над морем просвечивающего прозрачной розовой краской, то безмятежно голубого, утреннего, отражённого морем, сверкающим, синим, и море в себе отразившего, то разукрашенного пёстрыми облачками, то играющего перламутром заката, то занавешенного густыми кучевыми облаками, то тихо мигающего над тёмным морем мириадами звёзд?

    Мы так мало доверяем своей родине, мы так её не любим, что не верим, что в ней самой, под боком у северной Пальмиры, в каких-нибудь 150 верстах от Петербурга, лежит этот благословенный край, где щедрой рукой рассыпаны дары природы и богато размалёвана декорация неба, моря и лесов. Это-побережье Нарвского залива, это всем известный, всеми посещаемый и всеми любимый Гунгербург-Усть-Нарова...

    Когда я, в присутствии генерала Бетрищева* высказал всё это Ламбину**, я задал ему вопрос:

     - И вы всё-таки будете ездить за границу, отвозить туда русские деньги, хвалить её и ругать Россию? Разве эта красота уступит заграничной?

     - Да, я буду ездить за границу и вы вполне поймёте меня почему,- отвечал Ламбин. Да, здесь, в Гунгербурге природа сделала всё, что только можно сделать для счастья и довольства людей. Красивым пологом нежного северного неба прикрыла она голубой простор моря. Здесь тихие стоят северные белые ночи, здесь в тихое синее море мощным потоком вливается глубокая река, полная прекрасной питьевой водой. Кругом задумчивые стоят хвойные леса, напояя воздух смолистым запахом, а между ними широкие ароматные луга, чудные пастбища для скота. Среди исторических развалин, вдоль стен, помнящих дружины царей московских, растут ягоды и фрукты, куда ни обернись, везде красиво! Да, для утомленного службой в душной канцелярии петербуржца-это удивительный отдых; после лагерной сутолоки, после трёпки нервов на ученьях и смотрах в лагере, как тихо и хорошо под тёмно-синим пологом неба у ярко блещущего лазурного моря... Но... Но как подчёркнуто здесь, что Гунгербург не заграница! Подумайте, чтобы проехать эти несчастные 150 верст, на что за границей потребовалось бы 2 часа времени, вы должны просидеть, а под праздник, простоят за хроническим неимением места пять часов в душном вагоне. Если вы не наняли себе жалкой лачуги, единственное достоинство которой, что она стоит в лесу, и именуемой дачей, то вы рискуете не найти себе места, где преклонить усталую голову. Единственный курзал сгорел, остались дачи пансионы, где за крошечную комнатку в деревянной постройке, с картонными переборками, с грязной сомнительной меблировкой, плохой прислугой, без всяких удобств с вас просят 7 рублей в сутки. Единственное комфортабельное место-это дача Нымтака-имеет всего 5 комнат, какое нужно иметь счастье, чтобы хотя одна была свободна! Разве за границей вы не можете иметь за 10 франков отличную комнату и полный покой. В пансионе-на одну десятину земли приходится человек 300 жителей, разбросанных по лачугам, составляющим дачи пансиона. С утра писк, визг детей, лай собак, хлопанье дверьми, беготня озлобленной усталой прислуги... Вы живете на берегу моря и многоводной и рыбной реки, недалеко от громадного озера, но живой рыбы вы не достанете ни за какие деньги. Пастбища пусты, в местечке нет молока, хорошего масла, сметаны, вы лишены деревенских продуктов. Эсты равнодушны к вашим удовольствиям и собственной наживе. Содравши с вас за дачу они, как боа, скушавший свою жертву, холодно дремлют, не беспокоясь о дальнейшем. Дайте такое местечко за границу и там станут прекрасные отели, освещённые электричеством, доступные по цене, там вам доставят и рыбу из моря и реки, и молочные продукты с лесных пастбищ... Но смотрите дальше. В каком-нибудь Цоппоте*** немецком к вашим услугам стоят у пристани сотни гребных и парусных лодок и море живет, покрытое белыми парусами, вельботами и гичками, молодёжь учится управлять парусами, научается любить море, любить опасность Здесь дивное море лежит в прелестной невинности своей. Изредка протянется на горизонте чёрный дымок парохода, помаячит парус чухонской лайды, и опять часами пустынно море. У берега в купальное время плещутся наяды, больше из числа кухарок, горничных и бонн, копаются в песке голоногие дети, да крадется в кустах любитель женской красоты. В вечерние часы, когда возле морской кофейни играет военный хор-пляж оживает. Вдоль самых разливающихся с тихим топотом волн снуют велосипеды, ходят взад и вперед дачницы и дачники, идёт ленивый скучный разговор. Там и там в окнах дач загораются двойные огоньки и над зелёным столом, в тишине волшебной ночи раздаются вялые сонные переговоры: «хожу в пиках», «пас», «пас»... В кургаузном саду на теннисных площадках ещё идет теннис, но и возгласы «плэ», «аут» и «реди» звучат не весело, а сонно. В кустах на дороге стоит мороженщик, и молодёжь окружила его. В праздничные дни улицы полны народом. Разодетые в обтянутые платья в громадных шляпках ходят дачницы; с ними штатские в белой фланели, юнкера, офицеры. Загорелый на военном поле идет «дядя Володя» с сестрой и женой, гуляют... знакомые всё лагерные лица... В театре танцует балет из Петербурга, будет петь Смирнов и Николаева, устраивается благотворительная лотерея и базар, пожарные собираются удивить своим фейерверком. Кругом рассыпана природой удивительная красота-восемь верст до Меррекюля, 20-до Силламяги, там скалистый Удриас-туда бы пойти, пикником, с песнями, вдвоём с дорогим человеком, одному с весёлыми мыслями, радостным любованием природой! Одной-с мечтами о том, кто уехал. Куда там! Нельзя. Там в июле месяце ежегодно находят труп убитой девушки. Правда всё одной и той же: это традиция Меррекюльских лесов, но тем не менее иные дачники боятся совершать далекие прогулки по чудным лесам - какая же это заграница!?

     - Чего же вы хотите?- спросил Бетрищев.

     - Чего,- отвечал Ламбин,- откровенно говоря многого. Я хочу прежде всего живого воспитания молодёжи. Мы старые люди уже не перевернём всего этого порядка, мы останемся до самой могилы со своим винтом, бриджем или тёткой****, но молодёжь мы должны оживить. Посмотрите, какая масса детей в Гунгербурге. Целые тысячи. И вся эта масса бродит поодиночке, с матерями, боннами, нянями, играет вдвоём, втроём и потому их игры неинтересны, не жизненны, мертвы, и кадет уже мечтает о винте или бридже, а юнкер корчит офицера и в летнюю тёплую ночь кутается в шинель. Соедините детей вместе, сплотите общими играми, свяжите дисциплиной строя...

     - По примеру Луцкевича*****,- сказал генерал.

     - Тут в этом райском уголке можно пойти гораздо дальше Луцкевича. Создавши батальоны детей, стройте из этого сыпучего песка на громадном пляже целые крепости, атакуйте с моря и суши, берите голоногим десантом, пусть покроется море сотнями лодок, пусть под руководством кадет морского корпуса-ведь они тут были, танцевали, катались на велосипедах, флиртовали-организуется парусный флот. Море здесь мелкое, ветры тихие, задумчивые, учиться можно исподволь. Ежедневно вы читаете про неудачи на аэропланах военных наших авиаторов. Думали ли вы когда-нибудь, что для того, чтобы летать на аэроплане, нужно уметь править парусом на воде, нужно научиться чувствовать рукой, охватившей румпель, порывы ветра и отвечать на них, выпрямляя или креня своё судно... А, если этой привычки нет с детства, если мы не овладели второй зыбкой стихией, как хотим мы сразу захватить в свою власть, подчинить себе третью, ещё более коварную и зыбкую? Нужны лодки, нужны паруса, нужны учителя; одному это не под силу, но целому морскому детскому батальону имени Петра Великого это пустяки...

     - Как сделать это?-  вяло спросил гунгербургский житель...

     - Сделать-очень просто. Объявите часы и место, где собираться детям для военных игр и гимнастики, вывесите объявления, выберите офицера-руководителя. Тут много кадет - вот вам готовый кадр учителей-через неделю, когда наладится обучение гимнастике и маршировке, когда споётся детский хор и первая патриотическая песня будет пропета, предложите родителям пожертвовать по несколько рублей на лодки и явится сначала гребной, а там и парусный флот. Из детской забавы Петра на р. Яузе и Переяславском озере вырос Петербург и Гангутская победа - мы забыли забавы детей и растеряли адмиралов и самый флот. Создайте кадр энергичных, оживлённых, мечтающих о победах, завоеваниях и открытиях детей, ходите с детским флотом вдоль берега на Удриас, на Шмецке и Силламяги, разведайте детской ратью дремучие леса и изгоните призрак июльского трупа задушенной девочки! Тогда вы воспитаете то самое поколение энергичных и мужественных людей, которые сумеют и самую жизнь в этом райском уголке настроить по-заграничному. Их, когда станут они молодыми людьми, отцами семейств не удовлетворит сонное хождение вдоль пляжа, меланхоличные звуки сентиментальных вальсов и унылое прозябание на берегу прекрасного синего моря. Их будет звать даль... А кого зовёт даль, кого манит простор Божьего мира, тот ни откуда не отступит, тот не уйдет без победы!...

      Ламбин кончил. Мы все молчали, любуясь бледным, уснувшим морем, золотистым пологом неба, серебряным серпом луны. Кургаузная кофейня сзади нас горела ярко освещёнными окнами, там ходили дамы, шла торговля базара, было душно, тесно и шумно. Пехотный хор играл хиавату******, по пляжу носились на велосипедах барышни, на скамейках сидели дамы, штатские и военные, и говор людской толпы сливался с тихим шелестом моря. Далекий парус ушёл за горизонт и унёс с собою тайну, куда и зачем он спешил. Серебристое море было пустынно и тем резче был контраст между ним и густо покрытым пестрой толпой песчаным его берегом. Потянуло от воды холодной сыростью и дачники и дачницы начали расходиться по маленьким дачам. Там и там загорелись по две свечки и стали слышать вялые  переговоры: «ренонс в трефах», «пас», «пас», «вам сдавать».

  - Вы думаете, что производит Гунгербург, так густо населенный,- мрачно говорил местный сторожил,-  яйца, масло, сливки, сметану, зелень, дичь, ягоды? - то, чего так недостает нам, петербуржцам, и то, чего мы так жаждем на даче?

      Как же! Одни опилки только и есть в Гунгербурге, благодаря лесопильным заводам!

      - Пирожные здесь очень вкусные,- меланхолично зевая, проговорила пухленькая барышня.

    - Пойдёмте-потопчемся по пляжу,- сказал Бетрищев, вам, Ламбин, это особенно нужно. Когда объявляют в лагере трехдневный отдых - я часто слышу вопросы - зачем? А, знаете, очень нужно. Изо дня в день за тяжёлой казённой работой треплются нервы. Человек становится апатичным и раздражительным. Если раздражителен и апатичен человек штабной-это полбеды: ну бумага у него не будет написана так гладко, или доклад не хорошо составлен, но строевому, нервы и настроение которого передаются сотням, а иногда и тысячам людей - нужно иметь железные нервы. Мы часто слышим: «командир не в духе» - может ли быть «в духе», или «не в духе» командир? Он должен быть всегда ровен: ведь это регулятор сложной полковой машины, если сам регулятор начнёт шататься, что станется с самой машиной? И вот каждому строевому начальнику нужно весьма внимательно следить за своим настроением и только зашатались нервы, только заговорила властно печень - сейчас на лоно природы на этот тихий пляж, к засыпающему морю, к разговору о пирожных, о сметане, о детской партии в лаун-теннис, к покойному не прерываемому докладом фельдфебеля сну, к выслушиванию детских жалоб, просьб и интересов. День, два... А там снова потянет туда, где щёлкают выстрелы, маршируют солдаты, где сегодня «кусты» и обозначенный противник между Раскина и Саксой, завтра спуск дирижабля «Лебедя» у Царского валика, послезавтра разбор драки между солдатом и чухонцем, там состязание в стрельбе, там манёвры, соколиная гимнастика, нервная, напряженная жизнь молодёжи снова закрутит вас и вы, если только вы хотите быть на высоте призвания, не можете отставать от неё. Ваш долг быть впереди её, хотя вам давно стукнуло за сорок, а ей и 25-ти нет.. А для этого от поры до времени нужна нирвана, а где же вы найдёте эту нирвану лучше, нежели под этим безмятежно голубым небом, ласковым дуновением морского ветерка и тихим шёпотом широкого моря...

    И мы шли, отдавшись обаянию ласки природы, шли под играющим ночной зарёй северным небом, ласкаемые тишиной волшебной ночи.

Гр. А. Д.*******

Фотографии Кристин, Римского Корсакова издательств Р. Фон дер Лей и А.И. Центер.

*  -  Современный польский город Сопот, до 1945 г. германизированная форма наименования Цоппот (Zoppot). 

** -  Персонаж второго тома "Мертвых душ" Н.В. Гоголя. Будущий генерал П. Н. Краснов, в ту пору военный журналист, вел в газете «Русский Инвалид» рубрику под названием «Вторники у генерала Бетрищева», и содержание публиковавшихся в ней фельетонов было отнюдь не комическим. «Темы были самые разнообразные: писал я о количестве калорий в солдатской пище по новой раскладке, о шкале наказаний в кадетских корпусах <...> Писал я и о Задонском коневодстве, и о доме для инвалидов Японской войны на Охте, и т.д. и т.д.»

*** -   Персонаж с такой фамилией встречается в романах  П. Н. Краснова " В житейском море" и  "От Двуглавого Орла к красному знамени".

****  -  Карточные игры. 

***** -  Антиох Андреевич Луцкевич (1848 – 1912), действительный статский советник, основоположник начальной военной подготовки в гражданских учебных заведениях России, создавший класс «Потешных» в Бахмутской гимназии в память потешных полков Петра Великого.

****** -  Парный салонный танец начала 20 века, HIAWATHA. Первое описание опубликовано в 1901г. 

******* -  Псевдоним П. Н. Краснова, сотрудника газеты «Русский Инвалид» в то время. Псевдоним выбран в честь имени любимой лошади Краснова — Град.

На нашем сайте есть  также фрагмент романа П.Н. Краснова "Понять-Простить".