Поездка в Ревель предпринята была в исходе пятаго года по воцарении Елисаветы Петровны, когда она пользовалась еще отличным здоровьем и в делах правления проявляла те свойства, за которые так ее любили и впоследствии звали даже мудрою. Относительно Швеции, у которой Петр Великий в 1711 году отвоевал этот чудесный берег Финского залива и Балтийского моря, Россия могла быть в то время покойна: на тамошнем престоле сидел ставленник наш, бывший опекун великого князя Петра Федоровича, родной дядя его супруги Екатерины Алексеевны, Адольф Фридрих, и хотя его женили на сестре Фридриха II-го, но он находился в зависимости от России. Не то было относительно Пруссии. Ея захватчивый король уже проявлял жажду земельных приобретений, и в Прибалтийском краю много набрались не только поклонников его ума и правительственной мудрости, но и опасных для нас его приверженцев. Про эту опасность хорошо знал тогдашний главный деятель нашего правительства, зоркий и деятельный государственный канцлер граф А. П. Бестужев-Рюмин, сам женатый на Немке и через то запасшийся соглядатаями в северной Германии, близко ему знакомой. Именно к 1746 году относится состоявшийся по мысли графа Бестужева союз наш с Австрией, и заключенный в Ревеле трактат с приехавшим туда из Вены послом Mapии Терезии, бароном Претлахом. лег в основу нашей политики на целых 16 лет сряду. Лично Елисавете Петровне захотелось еще раз взглянуть на приобретенияi отца своего, ближе узнать новых подданных Poccии, посмотреть на обычаи и порядки, столь отличные от остальных Русских губерний. Женщина была она умная и живая, свято хранившая заветы отца своего, который так любил этот край, что под Ревелем построил себе сначала малый, потом (1718) другой богатый по тому времени дворец и насадил вокруг них, на самом берегу моря, в живописной местности, прекрасную рощу почти на ста десятинах, которая и до сих пор служит отрадою Ревелю и его летним посетителям. Еще в детстве Елисавета наслышалась о Ревеле и Екатеринентале, а потом и живала там со своими родителями.
Местные Немцы понимали, как важно было для них заручиться благорасположением новой Государыни, которой воцарение было торжеством Русских людей над иноземцами. Так как графа Бестужева провести было нелегко, то дворянство тамошнее, для сохранения своих привилегий, весьма растяжимых и столь же удобно сжимаемых твердою Русскою властию, постарались как можно лучше подействовать на самоё Государыню, зная, что она под час тяготилась опекою своего великого канцлера. Прием Елисавете Петровне устроен был блестящий. Приготовления не были особенно затруднительны, так как Государыня любила ездить по-русски, с прохвалою, и на каждой станции либо кушала, либо по долгу почивала.
Молодой в то время Эце увидал Елисавету Петровну верст за сто от Ревеля по Нарвской дороге, в Недрусе, где приготовлен был для нея обеденный стол. Подрус уподобился лагерю: такое множество было тим экиижей, царских поваров, пекарей и народу всякого звания. Дворянство поставило 80 лошадей, 10 бочек пива, две бочки водки, И по особой записке муки, яиц, кур, масла, быков, баранов и пр. Государыня с великим князем и его супругою прибыла в Подрус в полдень. Никакой стражи не замечалось, и всем вольно было подходить ближе: она сама так приказала. Эце восхищен ея красотою и благоволительностию. Ее высадил из экипажа обер-гофмаршал Шепелев; она было оступилась, но тотчас оправилась и бодро пошла к почтовому дому, у дверей котораго ее встретил православный священник. Она поцеловала ему руку и приняла от него благословение, а за тем и великокняжеская чета. Пробыв несколько минут в почтовой комнате, Елисавета Петровна вышла погулять на расстилавшемся перед домом зеленом лугу, веселая и без всякой принужденности. Погода стояла прекрасная, какая бывает в этом краю в Июле месяце, когда близостью моря умиряемая жара гонит из земли чудную изумрудную зелень. Государыня, в легком платье, поговорила что-то с графом Разумовским (тогда уже с тайным супругом), и он повел ее под руку на близ лежавшее, возвышение. Эце очутился в десяти шагах от державной красавицы. Ветер взвевал ея шелковую черную юбку, так что виднелась сорочка тончайшего полотна. Не уставай, сказала она по-русски графу Разумовскому, и тотчас очутилась вместе с ним на холму, окруженная толпою зрителей обоего пола. Остальной наряд ея состоял из какого-то белаго салопа с рукавами и прекрасного головнаго убора, все по тогдашней моде. Великая княгиня долго не показывалась. В своих Записках, писанных слишком сорок лет позднее, она. с неудовольствием рассказывает об этом Ревельском путешествии, в течении которого ей приходилось оставаться в четырехместной коляске (в ней ехали она с мужем, ея дядя, несносный принц Август, и гофмейстерина Чоглокова) и спать от нечего делать; на почтовых дворах ей негде было расположиться, и однажды она должна была одеваться в кухне подле печки, где пеклись хлебы; почтовые дома были слишком малы, и великий князь с супругою располагались в приспешных, либо в палатках на болотистой почве. Беспорядок был страшный, так как не знали вперед, где Государыня будет отдыхать и кушать. Екатерина страдала тогда грудью и в Ревеле стала харкать кровью, от чего ей пускали кровь из руки, и немудрено, что это путешествие оставило ей неприятныя воспоминания. Не таково было ея пребывание в Ревеле в 1764 году, когда она была уже царицею. Про Петра Федоровича Эце рассказывает, что он обращал на себя общее внимание в Подрусе. Средняго роста, с продолговатым, рябоватым, но свежим лицом, он затеял тут же, у почтового двора, с камер-юнкером императрицы, бароном Сиверсом, Русскую игру рублем. Воткнули палку в землю, и рубль доставался тому, кто ближе к палке добросит его. В игре участвовал еще кто-то, и про него говорили, что он тайный соперник (heimlicher Antagonist) великого князя 1). Сиверс попадал все дальше палки, великий князь тоже перебрасывал, и три раза сряду рубли доставались третьему игроку. Он хотел продолжать игру, так как по правилам игры первым бросает тот, кто выиграл; но великий князь, сказав: "Довольно, ты уже взял с меня наводку три рубля", задумался и отошел один в сторону. За тем, Ея Величество, по Русскому обычаю, приказала поднести каждому из приглашенных к ея столу по чарочке водки, и начался обед. Тем времени Эце осматривал царскую поклажу и другия диковинки. В карете царицы лежала какая-то книга. Он полюбопытствовал, и кучер вежливо позволил ему взять книгу в руки. Это было напечатанное в Утрехте в осьмушку, с хорошими гравюрами, сочинение: "3наменитые Французы" (Les illustres Francais).
После обеда и кратковременнаго отдыха, царский поезд двинулся далее к следующей почтовой станции Лоопу (Loop), поместью барона Тизенгаузена, который самолично встречал Государыню, удостоился поцеловать ей руку и кушал за, кавалерским столом. В Лоопе Императрица, обласкала овдовевшую графиню Стенбок, поцеловала ее, пригласила к столу и обещалась заехать к ней в близ лежащее поместье ея. Она исполнила обещание, и оттуда направилась к Ревелю.
Погода продолжала стоять прекрасная, н в Четверг, во втором часу утра, Елисавета Петровна прибыла наконец в Екатериненталь, под самый Ревель. Все путешествие продолжалось слишком десять дней (ныне доезжают туда из Петербурга с небольшим в десять часов). На встречу ей выехали верхами Черноголовые, т. е. дружина молодых купцов и прикащиков, в голубых кафтанах, палевых куртках и черных с перьями шляпах; они приветствовали ее и сопровождали до Екатериненталя 2), где стали в шеренгу и после троекратных выстрелов направились назад в город, откуда явились также к приему высоких гостей члены магистрата и большой гильдии. На другой день представлялось съехавшееся в Ревель Эстлянд-
1) Следовательно, слухи о неладах между молодыми супругами распространились уже на второй год их брака.
2) Едучи из Петербурга по Нарвской дороге сначала приезжали в Екатериненталь, который составляет ныне как бы предместье возвышающагося за ним Ревеля.
Ландрат Стакельберг-фон-Мейнгоф произнес краткие, хорошо сочиненные речи, которыми особо приветствовал Императрицу, великого князя и великую княгиню. Этот ученый и благоразумный светский человек пользовался отличным почетом, а равно и его супруга, которую Императрица обняла и поцеловала. При этом случае бывший советник правления Бреверн произведен в действительные статские советники, а проживавший у себя в имении камергер Цёге вызван ко двору.
13-го Июля ст. стиля Елисавета Петровна, в наряде Амазонки, поехала верхом в город, в сопровождении великого князя в великой княгини. С валов крепости раздавались пушечные выстрелы. Чтобы заманить любопытство зрителей, она показывалась то впереди, то в середине, то позади окружавшей ея толпы всадников. Придворные отличались необыкновенным великолепием, и между ними особенно выдавалось богатыми уборами Эстляндское дворянство, большая часть котораго была тут на лицо. Не показывались или уехали домой только те, кому приходилось задолжать для покрытия расхода на свой наряд и обстановку. Жены и дочери дворянства, считавшие себя в праве явиться ко двору и перед лицом Монархини, конечно накошеляли долгов; простые горожанки, пожалуй, брали над ними верх, потому что Императрица (дочь простолюдинки) нарочно приказывала их почаще приглашать и осыпала их ласками. Иному дворянину пришлось издержать свыше того, что он думал; но благоразумие требовало прилаживаться к случаю (sich in die Zeit zu schicken).
Красота Ревеля весьма полюбилась Елисавете Петровне. Она говорила, что у отца ея не дурен был вкус, и что он часто расхваливал Ревель и Екатериненталь. Вспомним, что и Николай Павлович отзывался про Ревель: мой северный Неаполь.
Рижский совет и Ливонское рыцарство также готовились к приему милостивой своей обладательницы. Ландраты Рижские просили вестей у капитана Эстляндских рыцарей, Нирода; тот обращался к великому канцлеру Бестужеву и получил въ ответ: «Намерения Ея Величества ведомы лишь ей самой». Все было приготовлено для поездки в Ригу, но Елисавета не поехала дальше Ревеля. По словам Екатерины путешествие в Ригу не состоялось вследствие письма, полученного от какого-то полоумнаго Лифляндскаго пастора, который предупреждал об опасности, будто бы грозившей на этом пути.
17-го Июля ст. стиля 1716 г., флот из 32-х военных судов, проплыл мимо Ревеля, приветствуемый надлежащими выстрелами, и направился в Рогервик 1), куда 18-го числа проследовала Ея Величество со двором и знатнейшими лицами из дворянства. Но представить морское сражение оказалось там невозможно, за недостатком способного ветра. Поэтому вицеадмирал Кеннеди, командовавший замечательным воениым судном в 120 пушек, построенным при императрице Анне и носившем название "Великая Анна", получил приказание плыть назад в Ревельскую пристань. Государыня возвратилась 20-го числа в сумерки в Екатериненталь и 22-го дала там бал, на котором дозволено быть рыцарскому сословию обоего пола. По словам Екатерины комнаты Екатеринентальскаго дворца, где поместилась Елисавета Петровна, были малы, и в нем было тесно. В большой приемной зале с утра до ночи, а иногда и за полночь, происходила карточная игра. Теснота возмещалась палатками, а ужин был дан на террасе, вокруг фонтана; но только что появилась Императрица, как полил дождь. Можно думать, что нынешний великолепный Екатерининский дворец еще не был отделан 2) тогда вполне и отличался от находящегося неподалеку в той же роще старого царского дома лишь большими размерами. Екатерина, слишком через сорок лет вспоминая тогдашнее свое пребывание в том краю, недовольна также тем, что трудно было ходить от крупного хряща, который не только колол ноги, но портил даже
1) Нынешний Балтийский Порт.
2) Екатерининский дворец, построен на cклоне приморского возвышения, так что со стороны обращенной к городу он в три яруса, а с противоположной только в два. На высоте двух ярусов виднеются на стене к морю, те кирпичи, которые, положены самим Петром Великим; а при дворце сохраняется четырехугольный камень с изящно-сделанными вверху государственным гербом, а внизу изображением якоря, обвитого двумя дельфинами. В середине надпись: Petrus Primus Dei gratia Rossiae Imperator aedificare sibi domum jussit hoc loco, quod est Revaliae:. Anno 1718 Julii. Arch. N. M. MS, т. е. Петр Первый, Божею милостью император России, приказал построить себе дом в этом месте, т.е. в Ревеле 1718 года Июля. Архит. H. M. MS. В том же 1718 году, князь Меньшиков поставил превосходный иконостас в соборной Peвельской церкви, в память рождения от Екатерины царевича Петра Петровича, о чем доселе гласит надпись на иконостасе. Тогда же возникла мысль о коронации бывшей подруги кн. Меньшикова: на одной иконе собора изображена великомученица Екатерина, черты лица которой напоминают будущую императрицу; над нею ангелы, и у того из них, который держит венок, лицо самого Петра Великаго. Припомнив, что 26 Июня этого 1718 года замучен царевич Алексей Петрович.
В тот же день, 22 Июля, пополудни, с великим князем и великою княгинею, Елисавета Петровна поднялась на приморскую гору Лаксберг и оттуда смотрела на упражнения флота, представившего ее высокому вниманию морское сражение. Я, говорит Эце, все время, от начала до конца, находился тоже на горе. Пушечные выстрелы раздавались словно бой барабана, и вскоре дымом и паром закутались корабли, так что их не было видно, и они означались только вылетавшим из них огнем. Эхо страшно вторило пушечному грому, а ветром мало по малу разгоняло тучи дыма.
23-го явились к Императрице конная дружина Черноголовых, все наличное дворянство и выборные от города. Все были допущены к цалованию руки, и начался выезд по прежней дороге в Петер6ypг, при двукратном пушечном выстреле с валов и со флота и при колокольном звоне со всех городских церквей. Государыне хотелось подольше воспользоваться хорошею погодою во дворце и его прекрасном саду; но отъезд ея был ускорен прибытием курьеров из Петербурга по важным делам и посольством приехавшего из Вены барона Претлаха, первая аудиенция которого происходила в Рогервике. «Милость и благоволение этой доброй повелительницы привлекли к ней сердца: никого не оставляла она без ласкового поклона.
Но двор ея на всех станциях требовал множества лошадей, между тем как в тех местах перед жатвою наступило время зимнего посева. Это было единственным обременением для сельских жителей; за поставку же съестных припасов на всех остановках платились деньги».
Однажды Государыня отдыхала в полдень в палатке, которую для нея разбили в Екатеринентальском саду. Прибывшие Голландские корабельщики, в своеобразном наряде своем, стали требовать, чтобы их допустили к прекрасной дочери друга их Питера и хотели войти в палатку. Им сказали, что туда никто не смеет входить, даже лица, украшенныя орденскими лентами. Такую ленту можно купить в Голландии за гульден, возразили они. Через несколько времени Императрица показалась из палатки, и Голландцы были к ней допущены. Они выразили радость свою, и Государыня протянула им руку для поцелуя, взяла бокал и выпила за здоровье их и Голландских штатов. Они громко благодарили и сказали, что дадут о том знать в Голландии. Тогда каждому из них поднесено по бокалу; каждый выпил за здоровье Государыни, которая ушла к себе в палатку, а Голландцы с восторженными возгласами направились в город, и на свои корабли.
В то время — заканчивает Эце свой рассказ - коренные Русские ненавидели Немцев. Похвальные отзывы добродушной Императрицы становились поперек горла высокомерным Русским ея спутникам, что обнаружилось образом действий нового советника местного управления Мелессино (вероятно это был Иван Иванович, впоследствии куратор основанного Елисаветою Петровной Московского университета). Эце уверяет, что Елисавета Петровна проезжала по этой стране без стражи, которая на каждом шагу сопровождала ее в Русских губерниях. Как это ты, матушка, ездишь здесь без прикрытия? спросил ее некто. «Отец мой, отвечала она, мог здесь положить каждому на колена свою голову. Я также».
Немудрено, что внешний порядок был образцовый: каждый помещик был полицмейстером, да еще каким! С постоянными висилицами, которых следы исчезли лишь в наши дни. Назначение в Ревель инородца Мелиссиио (как потом назначение Ирландца-католика графа Броуна генерал-губернатором в Риге) уже было шагом к сокращению власти Ревельского дворянства и к изменению того быта, при котором большинство тамошнего населения, «лежавшее в пыли, лобзало рыцарскую шпору».
Эце Ф.-Х. Поездка императрицы Елизаветы Петровны в Эстляндскую губернию. 1746 г. / Излож. П.И. Бартенева // Русский архив, 1895. – Кн. 3. – Вып. 9. – С. 5-12.
|
