СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
УЗНИКИ НАРВСКОЙ СИНАГОГИ
С. Рацевич
Статья из газеты "Нарвский рабочий" № 104 от 31.08.1972
В зимних, рано спустившихся сумерках, над оккупированной фашистами Нарвой витает зловещая тишина. Далеко по каменным мостовым старинных улиц разносятся гулкие шаги патрулей «омакайтсе», занятых проверкой документов, вылавливанием и арестом подозрительных личностей. Редкие прохожие осмеливаются в вечернюю пору показаться на улице. Сон мирных граждан нарушают оглушительные стуки в тяжелые, окованные железом двери старинных домов с требованием их открыть. В городе происходят повальные обыски и аресты советских патриотов...
Переполнены оставшиеся в наследство от буржуазной Эстонии нарвские тюрьмы на Кренгольме и на Вестервальской улице. С первых дней своего появления в городе оккупанты создали новые места заключения: в доме Шапиро на ул. Мальми (ныне помещение городской библиотеки-читальни), в Ивангородской крепости, на территории Льнопрядильной Фабрики (Парусинка). Кирпичные хлопковые склады Кренгольма на берегу реки превращены в концентрационный лагерь для советских военнопленных. За зданием городской ратуши, на узкой Гельзингерской (таково написание автора) улице, протянувшейся от Рыцарской до Вирской улиц, фашисты в первую очередь ликвидировали еврейскую синагогу (молитвенный дом), превратив здание в пересыльную тюрьму. Сюда доставлялись советские военнопленные и так называемые эвакуированные, принудительно вывезенные из оккупированных районов. В синагоге очутилась и советская писательница Вера Федоровна Панова, которую война застала в одном из дачных пригородов Ленинграда.
Прежде чем оказаться в синагоге. Вера Панова испытала несколько часов доброго участия к ней со стороны советской патриотки, нарвской жительницы, о которой писательница вспоминает в «Заметках литератора» (изд. Советский писатель, Ленинградское отд.,1972).
«...И вот мы в Нарве, и мальчик Олег ведет нас по улицам. Он сам подошел. Олег, услышав русскую речь, сам вызвался проводить. «К русским, к русским!» — говорит он. Женщину, к которой мы приходим, зовут Полина Николаевна. Полина Николаевна начала с того, что расстелила на столе пол лампой белоснежную скатерть и стала кормить нас обедом. Есть вещи, о которых трудно рассказывать, боишься, что тебя поймут неправильно. За недолгий путь из Пушкина в Веймарн, за несколько дней барачной жизни среди «беженцев» я не только забыла о таких вещах, как скатерть, вилка, мирный свет висячей лампы — я перестала верить что они есть на свете. Полина Николаевна своим радушием возвращала нам веру в то, что всё есть и всё еще будет. В этой крошечной гостеприимной квартирке мы и ночевали первую ночь. Но на другой вечер пришел полицейский и увел нас. «Беженцы должны жить в специальных местах, — сказал он — а то получается непорядок!»
. Кто же такая была Полина Николаевна, о которой пишет В. Панова? Домашняя хозяйка. Ее муж Александр Васильевич Кондратьев работал бухгалтером Иоальской Фабрики. Жили они недалеко от теперешней Кренгольмской поликлиники, в маленькой двухкомнатной квартире в двухэтажном деревянном доме, почему-то называвшемся «Вяземской лаврой» В период оккупации Нарвы Полина Николаевна чем могла помогала советским военнопленным: когда их гнали на работу. она передавала им белье, продукты. Не раз конвоиры грозились ее арестовать, но она продолжала свое святое дело. Умерла Полина Николаевна в Нарве в 1952 году. Ее дочь Вера Александровна Михелева работает в настоящее время на Отделочной Фабрике.
«...Зал нарвской синагоги, — описывает место своего заключения писательница, — громадно высокий, голый, симметричной и унылой архитектуры. Зимние сумерки. Голубеют уходящие в высоту окна, на них черными силуэтами Давидовы шиты — шестиугольные звезды. По узкой лестнице мы поднялись на хоры, там были нары, устланные соломой, здесь предстояло жить сколько-то времени. Потом пришла раввинша, маленькая, страшная, похожая на сверток каких-то траурных лоскутков — вдова раввина (раввин является руководителем еврейской общины верующих — прим, автора). У нее фашисты убили всех, вплоть до внуков и правнуков...».
В синагогу каждый день поступают новые партии военнопленных. Из госпиталя на Рыцарской ул. в пересыльную тюрьму под конвоем приводят военнопленного Бориса Тарасюка, сражавшегося я районе полуострова Сырве на Сааремаа (остров Эзель).
В неравной борьбе сломили упорное сопротивление защитников острова и жестоко расправились с партийным руководством воинских частей и военнослужащими еврейской национальности. Их отдали на растерзание огромным овчаркам и расстреляли. Доставленные на материк в Виртсу военнопленные были погружены в вагоны узкоколейной железной дороги для отправки в г. Валга. По пути многие пытались бежать. Редко кому из смельчаков удавалось скрыться в лесу, бежавшие погибали под колесами вагонов, под огнем пулеметных очередей. В валгаском концлагере военнопленных поместили в холодных конюшнях. Паек составлял сто граммов смешанного с опилками хлеба и кружка чаю. Сотни заключенных умирали от голода и вспыхнувшей эпидемии тифа.
НР № 105 от 02.09.1972
«Никогда не забуду, — вспоминает о своем пребывании в концлагере в г. Валга Б. Тарасюк, ныне пенсионер, проживающий в городе Черемхово Иркутской области, — как меня чуть заживо не закопали в общую могилу. Отощавший от голода и болезни, я буквально превратился в скелет, ходить не мог, часами недвижимо лежал на нарах. Санитары, вытаскивающие из конюшен трупы военнопленных, приняли меня за покойника и вместе с остальными выволокли за зону лагеря и выбросили поверх сложенных в штабель мертвецов. Я все время находился в полубессознательном состоянии и не мог о себе дать знать. Мимо проходил начальник лагеря, который обратил внимание шедшего рядом переводчика Шварцмана: «Почему этот труп, — он указал на меня, — в одежде? Сразу же раздеть! Тела засыпать хлорной известью и закопать!». Когда Шварцман меня раздевал, я очнулся. Мы узнали друг друга. С ним я был знаком еще до войны. Хорошо владея немецким языком, Шварцман без особого труда устроился переводчиком...».
Из Валга военнопленных отправили в Йыхви на тяжелые земляные работы. Здесь условия напоминали пребывание на каторге. Фашистские надсмотрщики избивали тех, кто по состоянию здоровья не мог работать. Тут же, в земляных траншеях, многие погибали. Из Йыхви собрали этап больных военнопленных в Нарву, в числе которых был и Б. Тарасюк, вскоре оказавшийся в синагоге.
Б. Тарасюк вспоминает: «...Конвоирами у нас были: старик, один из нарвитян, два эстонца. Фамилии их забыл. Извергом-садистом оказался занимавший руководящий пост в синагоге среднего возраста мужчина. Он придумывал различные способы издевательств над пленными. Однажды в пылу гнева он выхватил у конвоира винтовку и выстрелил в меня, но, к счастью, промахнулся. Мысль о побеге из синагоги не оставляла ни на минуту. Мы работали от Нарвской городской управы по уборке от снега улиц, ремонтировали мостовую, заготавливали дрова. Таская топливо в госбанк на Вышгородской ул., я обратил внимание на висевшую в коридоре карту Ленинградской и Псковской областей. Незаметно сняв ее и спрятав в карман, решил что карта поможет ориентироваться при побеге из Нарвы.
Подошел удобный момент — меня отправили за водой на колонку. Выйдя из синагоги и оказавшись на улице, я смешался с толпой людей, наблюдавших прохождение военнопленных. Никем не замеченный, дошел до деревянного моста, где дежурил немецкий часовой и белоповязочник из омакайтсе. Мой внешний вид вызвал подозрение у эстонского охранника. «Стой!» — крикнул он. Бежать не имело смысла. Мне удалось бросить в воду спрятанную за пазухой карту. В Ивангородской крепости гестаповцы пытались узнать имена сообщников побега и что я бросил в реку. Мне объявили, что буду расстрелян. По счастливой случайности, этого не произошло. О моем пребывании в крепости узнал комендант синагоги. Гестаповцы согласились с его предложением казнить меня в назидание другим военнопленным, мечтавшим бежать, во дворе синагоги. Глубоко сожалею, что мне не удалось сохранить в памяти имена не только фашистских извергов, издевавшихся над советскими военнопленными, но и тех, кто, находясь на службе у оккупантов, отнесся к нам по-человечески, старался облегчить тяжелую участь находившихся в неволе. Комендант не только не привел в исполнение смертный приговор, но и распорядился о выдаче пайка за те дни, пока я находился в гестапо. Мы изредка читали газеты и слушали по радио сообщения Совинформбюро, благодаря как потом узнали содействию коменданта...
Второй побег, на сей раз удачный, был в марте 1943 года. Работали по очистке снега на шоссе Нарва — Кингисепп. К вечеру, незадолго до возвращения заключенных в лагерь, поднялась метель. Непогода и сумерки помогли убежать в лес. Там я наткнулся на несколько трупов. Раздев одного, переоделся в гражданскую одежду и скрылся в лесу. Три месяца продирался на восток, шел по ночам, днем забирался на отдых в пустые сараи, всякими правдами и неправдами доставал пищу. Под Великими Луками попался Фашистам, которые, приняв меня за партизана, истязали до потери сознания, выбили зубы, заставили выкопать себе могилу и подвели к виселице. Казнь не состоялась только благодаря заступничеству переводчицы Анастасии Ивановны Зайцевой из поселка Декша Великолукской области, сумевшей убедить фашистов что я не партизан, а бежавший из лагеря военнопленных».
...Дальнейшая судьба Б. Тарасюка сложилась так. Вместе с другими советскими военнопленными его отправили вглубь Франции. Освобожденный в 1945 году американскими войсками он через Одессу вернулся на родину.
Потрясенная пережитым в нарвской синагоге, почерпнувшая богатый литературный материал о силе, выносливости, выдержке способных бороться до конца советских патриотов, Вера Федоровна Панова написала правдивую, сильную пьесу «Метелица», с успехом шедшую потом в театре Советской Армии в Москве, в Ленинградском Большом драматическом театре и по центральному телевидению.
«Метелица» — глубоко реалистичный спектакль. Его герои — шахтер Ярош, комиссар Меркулов, служащий Пархомов, продавец хлеба Гречка, студентка Валя и, конечно, большой патриот Коели сохраняют в неволе крепкую спайку, нерушимое товарищество, веру в несгибаемую силу советского оружия. Только такие настроения способны уберечь советских людей от отчаяния. Так понятны и искренни слова Коели в «Метелице»: «...А еще люди делятся на хороших и негодяев... Б плену особенно...». Вера Федоровна ПАНОВА (jewish.ee)
Познакомиться с пьесой «Метелица» можно в пятом томе собрания сочинений В. Пановой в библиотеке ДК им. В. Герасимова.
Ещё один материал:
НР № 112 от 23.09.1989
СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ
И зазвучал дpевний язык
В конце ноября прошлого года в Нарве был организован клуб еврейской культуры. Основная задача его в том, чтобы возродить еврейскую культуру, так незаслуженно преданную забвению. А ведь еврейская община существовала в Нарве еще во второй половине XIX столетия. Об этом нам рассказывает в своей статье, опубликованной в газете „Хашахар”(„Рассвет”) Общества еврейской культуры, Розенберг:
„Нарва находилась вне так называемой „черты оседлости”. Поэтому евреи появились в Нарве только во второй половине XIX столетия. Это были в основном ремесленники. К началу ХХ века многие занялись торговлей и появилось даже несколько богатых купеческих фамилий. Духовная жизнь нарвских евреев в тот период была сосредоточена вокруг синагоги, при которой была религиозная школа — хедер.
В начале 20-х годов была построена новая синагога, при которой находилось здание клуба. Название клуба „Хатрия”(„Возрождение”) говорит о национальном подъеме, вдохновлявшем новых деятелей общины. Принятие правительством Эстонии Закона о культурной автономии способствовало образованию в Нарве светской школы, которая заменила религиозный хедер.
Наличие еврейской школы дало возможность организовать драматический кружок, который возглавил Давид Розенберг. Два раза в год в клубе устраивались вечера с пьесой, посвященной празднику, исполнялись песни и декламировались стихи еврейских поэтов. Приезжали преподаватели Таллиннской еврейской гимназии С. Гурин, Ш. Тамаркин, А. Касоцкий и читали лекции на литературные и исторические темы. Активно работали молодежные кружки, руководимые И. Дубиным и А. Цимбаловым.
Хотя еврейское население Нарвы уменьшилось и в 30-х годах не превышало 150 человек, оно, благодаря культурной автономии, активно участвовало в общественной жизни”.
Как видим, духовная жизнь маленькой еврейской общины в то время была насыщенной, интересной. И мы хотим сегодня заняться ее возрождением. В этом году после более чем сорокалетнего перерыва в Нарве вновь зазвучал древний иврит — язык, на котором разговаривали наши предки. Не забыт и другой еврейский язык — идиш, на котором писали великий Шолом-Алейхем, Давид Маркиш и другие.
Наш клуб взял под охрану старое еврейское кладбище, находящееся в плачевном состоянии. Вспоминаем мы древние традиции, народные песни, праздники. Собираемся приглашать к себе в гости различные творческие коллективы, фольклорные группы. Есть у нас и своя небольшая библиотека. Поэтому всех, кого интересует культура и история еврейского народа, мы рады видеть у себя в клубе в ДК им. 50-летия Октября.
А. Кимельман, председатель клуба. |
