Меню сайта

Наш опрос

Какой период в истории города вам наиболее интересен?
Всего ответов: 2900

Форма входа

Поиск

Статистика

Каталог статей

Главная » Статьи » Дела давно минувших дней » Это было давно

И отряхнул прах от ног своих… (часть третья)
Хронология публикаций частей статьи 1, 2, 3, 4, 5 соответственно 07.03, 18.04, 12.06.2015 года., 16.08., 26.09.2015 года.

III
Попасть из Нарвы в Ревель — дело вовсе не простое и не легкое. Предварительно вы проходите через целую систему разнообразных мер предосторожности. Сначала вас заставляют раздеться донага и отдать свою одежду в дезинфекционную камеру, где ее выпаривают. Если же вам не повезет и никто не объяснит вам, что в такой камере кожаные изделия, как, например, сапоги и сумки, испортят напрочь, то вы узрите картины кошмара и ужаса.


Дезинфекционные камеры в Ивангородской крепости

Один бедняга завязал в узелок свои башмаки и бумажник, набитый романовскими пятисотрублевыми ассигнациями. Два года он грабил Россию, прежде чем сколотил приличный капиталец, который вышел из вошебойки в виде спекшегося, сморщенного монолитного комка из кожи и вареных ассигнаций, возвращенных к первичному состоянию высушенной бумажной кашицы.
Что до башмаков, то осталось неразрешимой загадкой, какие, собственно, предметы были вынуты из вошебойки. Два непонятных куска каменно-твердой массы лежали перед несчастным, который сжимал в руке то, что пятнадцать минут назад еще называлось бумажником и состоянием, и с идиотским выражением таращился на свои бывшие башмаки.
В конце концов босоногого страдальца отвели в канцелярию Международного Красного Креста, где ему выплатили пособие в 50 немецких марок и выдали грубые сапоги, в удостоверение чего он должен был подписать штук пятнадцать разных документов.
Пока происходили все эти беды, остальные возвращенцы мылись в холодной грязной бане, и надсмотрщики раздавали подзатыльники наглецам из бывшей Транслейтании, воровавшим кусочки зеленого мыла из банных шаек.



Наконец всех вымытых и продезинфицированных выстраивают у канцелярии Международного Красного Креста, и начинается новая процедура. Эстонский чиновник выкликает по списку, кто поедет вечером в Ревель. Венгерские, румынские и чешские фамилии для него головоломный ребус, он понятия не имеет, как их выговаривать. То и дело происходят недоразумения. Чиновник кричит:
— Йозеф Нефех!
Никто не откликается. Йозефа Нефеха ищут среди турок, румын, и никому невдомек, что это — Йозеф Новак, который стоит в группе чехов, ожидая, чтоб его назвали, и тогда он гордо выкрикнет на весь двор: «Hier!»[ Здесь! (нем.)].
Вполне возможно, что Йозеф Новак до сих пор ждет в Нарве, когда выкликнут его имя.

Потом начинается следующая эра: борьба за консервы, которые выдают по банке на двоих. Делается это без всякой системы. Принцип альтруизма исходит слезами среди обломков. Напрасно ищут того, кто получил банку на себя и кого-то другого, и этот другой, в полном отчаянии, снова пристраивается в очередь, надеясь, что ему удастся скрыться с целой банкой. Потом склад закрывают, и злополучный кладовщик с экспедитором письменно решают трудную математическую задачу.
Сегодня отправляется партия в 726 человек. Одна банка на двоих — значит, всего 363 банки, а выдано 516. (Горячо рекомендую журналу чешских математиков и лично министру финансов разрешить это доселе неизвестное уравнение.)
Нечто подобное происходит и с подарками американского Красного Креста. Приятная молодая особа выслушивает устные претензии просителей, которые еще в казарме наспех стянули с себя рубашки и теперь, расстегнув мундиры на голой груди, безмолвно доказывают, что у них нет белья. Один проситель пытается даже доказать молодой даме, что у него, честное слово, нет исподников…
Все-таки в шесть часов вечера нас строят в колонну по шесть человек, окружают эстонскими солдатами и выводят из ворот в сад у моста, где опять пересчитывают.



Цифры удивительно неустойчивы. Как я говорил, нас должно было уехать 726 человек. На дворе нас было 713, у ворот 738, а теперь нас 742.
Эстонский чиновник в изнеможении машет рукой, промолвив: «Ilvaja!», что соответствует всеобъемлющему русскому «Ничего!».
Нас гонят через мост, и еще два километра через город, в котором гражданская война оставила заметный след.
Площадь пересекает длинная полоса незасыпанных окопов — в назидание потомкам, а также на случай канализации, которая сейчас тут на той же стадии эволюции, как и столетия назад, когда немецкие крестоносцы возводили сей град.



На углу улицы Мая я видел миленькую сценку. Полицейский разнимал дерущихся: толстого борова и бродячего бородатого козла.


Вероятно, где-то здесь Я. Гашек увидел отмеченную в рассказе сцену на углу улицы Мая.


Не этот ли нарвский полицейский разнимал разъярённых животных. (Так ли выглядели эстонские полицейские в то время? Снимок сделан в Нарве, но, вероятно, позже описываемых событий. Примеч. misha)

Вот и все, что я видел в Нарве, и могу закончить этот очерк, как и предыдущий, словами: «Завтра едем в Ревель!» Даю читателям и редакции честное слово, что завтра-то мы уж наверняка тронемся в этот самый Ревель.

Продолжение следует ...
Категория: Это было давно | Добавил: misha (12.06.2015)
| Комментарии: 7
Всего комментариев: 7
1 tellis  
0
В документальной повести Александра Дунаевского "Иду за Гашеком" есть воспоминания коренного нарвитянина К. Журавлева:
"...Проходя по городу, он не пропустил картинки, которую я сам отлично помню. Возле пожарной каланчи в те времена пасся известный в городе своей драчливостью длиннобородый козел. И там же обычно валялся в невысыхающей луже толстый боров. Иногда животные между собой затевали драку."
О какой пожарной каланче идет речь?

2 misha  
0
Здесь явно какая-то путаница, прежде всего Гашеком внесён-
ная. Может так статься, что писатель, описывая свои приклю-
чения практически годом позже в Чехии, перепутал вполне со-
звучные, да еще тем более для уха не местного жителя, да и
ещё к тому же непринципиальные для него в данном случае
названия улиц Мая и Мальми. При этом он еще в тексте, перед
обсуждаемым эпизодом, оставил нам свои впечатления от пере-
рытой окопами-канавами городской площади, не иначе как Пет-
ровской. Нарвитянин же, возможно, в беседе с А. Дунаевским
говорил не о пожарной каланче, а о водонапорной башне на
Петровской площади, и уже сам исследователь в своей повес-
ти, подтверждая со слова жителя города реальность описывае-
мого Гашеком эпизода, вероятно, мог неосознанно внести свою
лепту в эту круто заваренную чешским писателем путаницу, под-
менив водонапорную башню пожарной каланчёй.
Вот тогда в этом случае всё, описанное Гашеком, более-менее
выстраивается во вполне себе стройную картинку: писатель и
другие репатрианты, идя по самому подходящему маршруту из
карантинного лагеря в Ивангородской крепости на нарвский
ж/д вокзал, поднялись по ул. Хермани от моста через Нарову к
Петровской площади, и на углу улицы Мальми, откуда хорошо
обозревалось все пространство площади, невдалеке, около во-
донапорной башни эту "драматическую" сценку и наблюдали,
потом, скорее всего, минуя площадь, на ул. Мальми и свернули.

3 misha  
0
Интересно, а участие в боях под Ямбургом для художест-
венности произведения получается приписал себе сам Га-
шек?
"Дело в том, что тогда я издавал в окрестностях Ямбурга
татаро-башкирскую газету для двух диких дивизий баш-
кир и прочих головорезов, оперировавших против белых
войск Эстонской республики, поскольку эстонцы вторг-
лись в Россию и, поддерживаемые Англией, решили во
что бы то ни стало получить взбучку."
И почему А. Дунаевский не упоминает эти слова Гашека
из цитируемого им же рассказа "Возвращение", и вразрез
с Гашеком утверждает, что такого эпизода не могло быть
в биографии писателя, потому что весь 1919 год он был
в другом месте?
А с какой тогда стати в Эстонии было назначено возна-
граждение 50 000 эстонских марок за голову Я.Гашека?
Или это тоже художественный вымысел писателя?

4 misha  
0


Тут меня вдруг осенило: наверное, наиболее вероятным
вариантом - почему он раньше не всплыл? - объясняю-
щим все загадки нарвской географии, будет вариант с
другим местом. Речь, скорее всего, идёт не про угол ул.
Мальми и Петровской площади..., и водонапорная башня
тут вовсе ни при чём, и тов. Журалёв(нарвский житель) и
беседовавший с ним А. Дунаевский были в здравом уме и
твёрдой памяти. smile Думаю, что таинственное место - это
то место в городе, где ул. Мальми около пожарной части
(вот откуда упоминание пожарной каланчи), упираясь в ов-
раг, углом сворачивает в сторону ул. Пости (тем более, по
крайней мере, уж козлами-то точно это место давно облю-
бовано было, чему даже есть у нас документальное свиде-
тельство, на этом же изображении
видно, что и свиньям
было где тут разгуляться), вот там, вероятно, и встречалась
по воспоминаниям Журавлева относительно регулярно "все-
мирно" известная троица.

5 tellis  
0
Несомненно, пасти козла у пожарки на Мальми лучше, чем у водонапорной башни на Петровской площади smile

6 misha  
0


Да ладно, площадь к 1920 году, возможно ещё не была
замощена или была замощена, но частично. Да еще тем
более пара-тройка лет разрухи. Так что уж худо-бедно
какая-никакая травка там наверняка пробивалась, вот
как раз из-за скудости растительности и там могли бы
биться скотинки не на жизнь, а на смерть за свой ку-
сок хлеба(травки) насущного. smile

7 tellis  
0


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]